– И им тут интересно?...
– Ну еще бы...- Зидик обиделся: - Куда ж
без интересностей мы б делись... Такие игры иногда
проводим. Берем к примеру - роем две траншеи и
ставим два ряда солдат - друг против друга. И кто
кого спихнет: ну то есть в яму. Особенно забавно
получается когда в траншеях есть вода. Все тонут
или в грязи или в смехе. Так что у нас тут - просто
обхохочешься. Зайди к нам после ливня - убедишься.
Эх жалко всадников счас нет, уехали с
Фазодом за город...
– А там что? - отвлекла экскурсантка
на неживые попадания стрел по мишеням в другом
конце лагеря.
– Там? Да наша серость. Арбалетчики.
По мишеням стреляют.
– А зачем так косо?
– Это они стоят так. Те кто ближе к
стене - значит плохо стреляют, а кто дальше -
значит хорошо. А вон тот дядя - его Аером зовут - он
стреляет лучше всех. Если хочешь, попроси у него,
он тебе крестик на груди покажет, на веревочке.
Удаленный от не достигших его успехов
подчиненных равным расстоянием до них, до нас,
Аер чуть дернулся от отдачи и после стука
безжалостно ткнул арбалет в песок. Не попал, что
ли?
– Ты лучше на наших посмотри, -
показывает Зидик и мы проходим дальше - навстречу
крикам, радостям дотянувшейся подножки и глухим
ударам тренировочных мечей: - Это вон те, в форме
цвета подземного неба.
Мы изменяем курс и сквозь людей в
темно-синем, порывом легкого ветерка нам трогает
брови, вырывает случайную слезу и иссякает в
уголках глаз.
– Там дядя Нисохорм?
Приглядываюсь и подтверждаю: - Точно.
И не один.
– Сидиниса на что-то подбивает: (тот
самый здоровенный - то Сидинис кстати). И разговор
у них похоже не про нас.
Те двое действительно так увлеклись
беседой, что ни на скрежет зубов с одной стороны,
ни на приближение разглядывающей их троицы с
другой, не обращают никакого внимания.
– Не видят нас. Тем лучше. - продолжил
развлекать капитан: - Зато посмотрим на Мидония -
это вон тот вон - самый молодой, - взмахом он
сделал пояснение для самых маленьких: - Влюблен в
Сидиниса. Да, вот в того большого. Но без
взаимности. Какое зрелище, не правда ли?
Перед любимым капитаном Мидоний
кажется и вправду решил отличиться. Явно
нахальное:
– Ну что, не получается?! - быстро
спровоцировало одновременную атаку на него двух
мечей.
– А если так! - он без усилий хлестнул
противника оружием: - И так вот! - развернулся, не
глядя на падающего, и со всего размаха двинул
щитом в грудь второго:
– Ничего сложного... - Мидоний снова
взял меч на изготовку: - Давайте теперь трое.
С трех сторон на него обрушились
удары, но Сидинис (в чью честь этот подвиг
совершался) вместе с архонтом повернулся к
подошедшей, все разглядывающей троице.
– А-аа, вот они - товарищи-авантюристы.
Явились все-таки?
Зидик кивнул за всех троих: - Явились.
– Как думаешь, Сидинис, - продолжал
архонт: - это безудержная смелость или наглость с
их стороны?
Громадный капитан ("какой
большой" - шепнули рядом) только успел пожать
плечами как Зидик перебил напарника и сделал
удивленное лицо начальству:
– А ты Нисохорм еще сердишься?
Наверно на меня: за лже-кровавую раскраску в моем
великолепном исполнении. Ведь так.
– Конечно. И за это тоже...
– А что-то есть еще другое? - ну
совершенно наглый (или смелый?) офицер
непонимающе уставился в архонта: - Не знаю правда
что, но я за все отвечу.
– Не понимаешь?
– Нет!
– А может издеваешься?
– А может!
– Как это мило. - Нисохорм постарался
оставаться благодушным: - А вы? - он перевел
внимание на заместителя с ребенком: - Вы тоже
может быть не в курсе того что вздрогнуло два
прилегавших к лагерю квартала?
– Что, неужели два?
– Это как минимум, как минимум!
– Так ведь не в первый раз, Нисохорм...
– Вот так вот
отвратительно-убийственно, - архонт убийственно
и строго посмотрел на всех: - по моему такого еще
не было. Или быть может кто-то не согласен?!
На это вроде нечего ответить, но вечно
не согласный с правдой Зидик тихонько подмигнул
молчавшему приятелю.
– Ты просто не привык, архонт. -
внушительно не согласился вдруг Сидинис, после
чего оставшись в меньшенстве, политику осталось
только сдаться.
– А вы я вижу тут уже попривыкали... -
упрямо заявил Нисохорм.
– За его спиной тем временем в криках
и стонах стало видно, что запала этой привычки
хватило Мидонию поотбивать все атаки и заставить
противников зарезать мечами свои ножны. "Прям
как в кино... Сюда бы зрителей побольше - и можно
деньги собирать. А зрелищ хватит на все
вкусы..."
Маленькая вдруг трогает локоть и
показывает пальчиком - Сидинис замешкавшись
прекращает пугать ребенка делая из себя страшно
зыркающего, злого капитана, на миг застигнутый
врасплох делает невинное лицо, но уловив мою
поощерительную улыбку снова начинает строить
рожи и девочка чтоб не видеть, прячется за живую
преграду хозяйской спины. "А ведь сама, сама
напросилась солдатов посмотреть, я за руку не
тащил. Так бы сидела уже дома и спокойно слушала
рабские перебранки внизу..."
– Вы бы хоть дождались чтобы я ушел. -
закончил разговоры по конфликтным темам архонт: -
Сами же знаете как реагирует кое-кто из
полисополитов на вашу лагерную громкость.
Сидинис, прекрати гримасничать, я серьезно.
– Не усложняй, Нисохорм.
– В самом деле, - взял успокаивающий
нейтралитет Сидинис: - Здесь, в Танаисе, на краю
цивилизации...
– Какие еще могут быть реакции. -
подсказал Зидик приятелю и тот кивнул:
– Вот именно.
Он уже перестал корчить из себя
детское пугало и маленькая более-менее смело
выглянула из-за хозяйского убежища.
– Вот например тебе, - заглаживая вину
вдруг наклонился-обратился капитан: - У нас
понравилось?
Затмение "Сидинис" заслонило от
ребенка солнце: у школьницы нет слов - как на
уроке - а эти взрослые еще и улыбаться стали.
Срочно необходима помощь и хозяйская поддержка.
А еще лучше - переповторить вопрос:
– Где тебе больше нравиться, у нас или
в школе?
– Сейчас, - она нервно (все-таки
слишком много взглядов) отмахнулась от не ко
времени щекочащих бровь волос и осмотрелась...
Через косые взгляды солдат, по
занимающимся фигурам, по казармам и квадратам
песка между ними ...и наконец восхищенный
панорамой взгляд на меня, на Зидика, в стороне у
штурмовиков кто-то громко вскрикнул, упал, - опять
на лагерь.
– Так где?
Маленькая экскурсантка вдруг
вспомнила:
– А меня ругать не будут что меня
забрали с уроков? Там учитель строгий. И дитей
много.
– Ничего не будет если тебя забирал
сам Нисохорм.
– А если будут ругать, я тебе завтра
дам солдата, он пойдет с тобой и наведет там
порядок, - под доверчивым взглядом ребенка Зидик
многозначительно потрогал меч: - Хочешь?
Первоклассница еще раз обводит
глазами площадки и занимающихся на них людей:
– Вон того? - пальчик показал на юношу
в варварском золотом шлеме.
– Только не этого придурка. - Зидик
невпопад скривился: - Так режется против
десятника, что завтра будет синий от синяков. Нет,
тут нужен человек проверенный. Хотя бы вот
Сидинис. А? Что скажешь капитан?
– А что? - кандидат в наведение
школьных порядков просто пожал плечами: - Я
согласен. Могу даже "влюбленного мальчишку"
с собой взять. Вон тот тебе подойдет? Вон стал
рубиться против золотого шлема.
Маленькая поглядела как дерутся два
десятника и согласно кивнула.
– Тогда я пойду его предупрежу. А
заодно, - Сидинис перевел взгляд на начальство: -
узнаю, что они там сегодня утром напридумали.
– Это на завтрашнюю степь?
– Да. Я уже говорил и с Атиком и с
Аером - действительно интересно.
– Хорошо.
Капитан сделал головой и отошел.
– А я наверное схожу к фаланге. В
казармы. - сказал придумавший себе занятие
Нисохорм: - Ты сам то как, еще домой не
собираешься?
– Сейчас? Наверное обратно - в
капитанскую.
– А может в термы?... А ну-ка закрой уши.
-
Девочка не сразу поняла что это к ней,
но под серьезным взглядом Нисохорма быстро
выполнила.
– ...женщин как архонт гарантирую. Ну
как такой вот вариант? Подходит?
– Нет. - смеюсь этой не к месту (не к
телу) идее: - Не сегодня. Может на следущей неделе;
- и к маленькой: - Можешь открываться.
Уставший заботится о моральных
лагерных устоях архонт, сочувственно развел
руками:
– Тогда до завтра?
– До как получится Нисохорм.
Он тронулся было уходить, но в
заместительскую голову вовремя пришла одна идея:
– Постой. А когда с копейщиками
разберешься, мою заодно не захватишь? Ты ведь не
сразу в термы?
– Да нет. - Нисохорм поприкидывал план
действий: - В принципе можно. Ключ ведь у
Андроника?
– Да. И еще одно. Если тебе не будет
трудно...
– Чего уж там, выкладывай.
– Будете проходить мимо базара, скажи
там старику в последней лавке, чтоб он меня
дождался.
– Не трудно. Сделаю. - и обнадежив
кивком, архонт двинулся к казармам копейщиков.
– Ну а ты? Не устала?
Внелагерная хрупкость посмотрела
вверх - на своего всеми уважаемого, строгого с
другими счастливца:
– Нет. Мне тут нравится. И я туда хочу,
- она показала на дальний край площадки где
арбалетчики сменяясь по десяткам своими залпами
тревожили мишени.
– Хочешь туда?
Она кивает.
– Зидик. Своди ее. Дай разок
выстрелить.
А подойдет Нисохорм, скажи ему чтобы
он никого не заводил ко мне в капитанскую
прощаться второй раз.
– Понимаю, секреты. - Зидик взял
ребенка за руку, и никак не попадая в
подпрыгивающие маленькие шажки, повел ее на
арбалетный участок.
Внутри капитанской весь секрет
проявился в запирательстве ушей стальной дугой
наушников и выборе орудий для изготовления
сюрпризов.
Включение на самой малой громкости
ускоряют выбор:
– А вот!
– Карандаш и альбом подойдут?
– Да вроде.
Карандаш и альбом подтягиваются
поближе.
– Прекрасно. Тогда начинаем. Будем
надеятся, что терка не потребуется.
Ты любишь скалы?
– Что, скалы? То-есть камни? Будешь
рисовать камни?
– А тебе не нравится?
– Не знаю...
– А вот такой вот профиль?
– Уже что-то!
Из под карандаша проступают твердые
профили графитного спокойствия.
– Постой. А сверху кто-нибудь будет?
– Будешь отвлекать - отстраню от
работы. Конечно будет. Для этого ведь и рисуем.
– Маленькая фигурка...
– Тени!...
Темный пепел графита осторожно
превращается в гранит скал.
Здесь требуется не спеша, можно даже
от усердия немного подержать высунутым язык.
Кое-где пускается трещина, кое-где
нависают обветренные громады - я учерняю и они
нависают-нависают еще больше.
– Давай еще вот тут - сбоку.
– Ага.
Против всяких правил композиции,
против всех законов светотени и графики сквозь
белый туман альбомного листа постепенно
проступают мои скалы. Именно так - как нарисуется.
– Вроде получается, - левая рука
ощупью, вслепую трогает выступы на бумаге и
остается довольна.
Правая согласна:
– Пожалуй.
Сколько там времени?
– О... - левая поднимает часы: - Скоро
уже пойдем. Надо ведь еще успеть на базар
заскочить.
Задумчивое время суток. День думает о
ночи. Вечер.
Отрыв от примелькавшейся ограды
стены к единственно оставшейся открытой лавке.
– Дождался?
Мой золотой нечастым стуком по
бедному прилавку приводит старика в суетливый
трепет.
– Вон ту!
Дыня тяжело - со старческим
перегнувшимся через доску вздохом перекочевала
в мои руки. Он непомерно долго отсчитывал сдачу и
потом еще долго-долго смотрел вслед светящемуся
ароматом плоду проданному в лапы этому странному
Человеку Чужих Земель.
Редкие, редкие люди навстречу.
Их глаза встречаются с гуляющими по
улице моими, они уступают дорогу еще за десяток
шагов и я чувствую - на спине за последнее время
наверное образовался в том месте нарост, -
провожают, провожают взглядами этого необычного
человека - (Гения? Иностранца? Сволочь?!) с большой
дыней на руках, шагающего и с удовольствием
цепляющегося за неровности тротуара их города.
"На душе у человека свободно как в
степи над городом. Или нет! Как в небе за
степью".
Лагерная часть дня закончена.
Через ерунду минут вступит в силу
заслуженный отдых. До самого утра снова
отложатся и греческие амбиции и варварские
недовольства. Самодовольство отложится тоже. На
самом законном основании "посольской
неприкосновенности" я потеряюсь в стенах
гостиницы для всего населения Танаиса кроме
одной его маленькой жительницы. На всю ночь... И
только с рассветом, с краешком солнца
заместитель архонта по отряду отыщется первым
прохожим на одной из улиц. А до утра (громадный
вагон времени!) любое мужское общество
откладывается вообще.
Темные трещины на зданиях и тротуаре
как каменная паутина. И я иду по паутине
нарезанной романтичным пауком-временем согласно
воле вчера раскалившего камень сонца и
прошедшего ночью дождя.
До ночи, до густого тумана усталого
забытья перед сном - когда для моего едва
управляемого сейчас пущенного на
неосмотрительный самотек вдоль улицы планера
вспыхивают спасительные огни на втором этаже,
где можно все забыть, говорить как хочешь и
приземлиться осталось совсем немного.
Как часто не вписываюсь от усталости
руками-крыльями в дверные проемы, валюсь
зацепившись за кресло на кровать с мгновенно
пугающимся ребенком, и в этой катастрофе
разбиваюсь так, что все мое запретное содержимое
бездумным туманом растекается по обломкам и
заполняет комнату...
Но об этом только не сейчас, не на
улице.
Осталось совсем немного
продержаться, дотащить эту проклятую дыню до
милого здания, дальше будет коротенький подъем -
(если шагать через три ступеньки - то пять шагов),
дверь, а там...
И я вхожу:
– Привет.
Лицо повернулось и кивнуло.
"Не очень то приветливо..."
– Опять меня сегодня забыл разбудить.
-
Гостинничный старикан и ухом не
ведет.
– Смотри, я ведь архонту скажу, он
тебе такого устроит...
– У тебя плохое настроение, - он
подошел к шкафчику достал оттуда буханку,
вернулся к стойке и принялся нарезать: - У меня
тоже.
– Вот как? Публичные дома закрылись
или в кабаках вино кончилось? А?
Старый, а старый. -
Он посмотрел не отрываясь от своей
резьбы по хлебу.
– ...Признайся старый, ты по публичным
домам то еще ходишь?
Ничуть не обиженный такими словами
"старый" остается пассивным:
– Что приготовить на ужин?
"Какой неинтересный старый" - как
сказала бы девочка.
– На твое усмотрение. - я протягиваю
дыню: - Вот это спрячь до завтра, - подхожу к
лестнице:
– Моя то наверху?
– А где же ей быть?
Как ты и наказывал.
– А кто ее привел? Нисохорм или его
раб?
– Андроник, как всегда...
– Я так и думал. Архонту не терпелось
в баню. Ну да ладно. - "что еще?" -
Так мы скоро выйдем.
Только повкусней там что-нибудь
состряпай. - Поднимаюсь по ступеням.
– Ладно. - доносится уже в спину.
Та самая скрипучая половица. И
продолговатый холод от которого весь день стыла
грудь превращается в ключ от тюрьмы с маленькой
узницей внутри. Маленькая уже наверное смотрит
на дверь.
"Интересно, сегодня угадаю -
откуда?"
Открываю:
"Так и есть" -
Застывшее личико смотрит с
подоконника.
– Холодно ведь на открытом окне
сидеть, - закрываю дверью сквозняк и маленькая
ножка "не холодно" расслабилась и свесилась
к полу.
– А так темно.
Подумав девочка слазит навстречу
подошедшему хозяину.
"Ну и дает. Нашла что натянуть..." -
большой для такой маленькой свитер забытый мной
сегодня утром.
– Как настроение? Что будем делать?
– Чиво? - не понимая чего хочет от нее
этот как всегда подозрительный по вечерам тип,
переспрашивает маленькая.
– Я говорю - не знаю чем заняться.
– А мне все равно надо спать. Когда я
пришла то все время хотела. - "ты значит сам, а я
сама собой..." - Ведь сейчас поздно? Да? Нужно
ложиться спать? - припухшие губки выговаривают
это очень равнодушно и ожидая ответа кусают одна
другую.
– Вообще-то рановато. -
Выражаю сомнение гулким обходом
между ребенком, столом и кроватью в дальний конец
комнаты: через плечо констатирую всю
"заспанность" не обернувшейся фигурки, и
скользкими шажками вернувшись, подбрасываю
прядь на детском затылке. Маленькая дернулась с
запозданием отбиваясь, но я проскочив в зону
видимости уже безобидно потягиваюсь. Для полноты
вздоха разрезаю грудь молнией; растягивая
расколотый панцирь с чувством потягиваюсь еще
раз - долго, насколько хватает терпения мышц на
руках.
"Похоже что опасность миновала" -
девочка еще присматривается к хозяину. Но он
сегодня чуть-чуть грустный, и какой-то неопасный.
Ну пусть тогда садится вон в то кресло!
Озеро двадцати семи квадратных
метров родной обстановки по каналам ноздрей
заливает потоком привычных запахов все тело,
переполняет и валит его на мягкое сидение.
На "подойди сюда" указательного
пальца, ребенок отрицательно мотает головой.
Наверно у меня взгляд "не такой".
Я добавляю выражению лица как можно
больше безобидности, снова маню, и она подходит.
– Огонь сама зажжешь?
– Давай!
"Похоже что сегодня прятаться за
сном чтобы не приставал - не нужно..."
Маленькая берет поданную зажигалку.
Два раза - искры, на третий - новый
гипсовый подсвечник принимает из вытянутой
детской ручки перевернутый огонь. Тепло и свет -
немного, но приятно.
– Возьми.
Зажигалка возвращается.
Родное личико хмурое той же погодой
что и почерневшее от света окно.
– Скучала?
Она думает и отрицательно мотает
головой.
– А то мне один солдат рассказывал, он
тут живет где-то рядом, - как иду говорит, так
часто и вижу - сидит одна на окне, смотрит куда-то,
непонятно куда.
Головка вдруг вскинулась:
– Ты уверен?
– Что?
– Скажи - уверен! - с легким
беспокойством маленькая уперлась височком в
угол высокого стола.
– Ну уверен...
– Что ты беремен. - пасмурно
улыбнулась она на хозяина, на огонь, в окошко. Так
же внезапно насупилась снова - несостоявшемуся
эффекту.
– Пол дня наверно думала на своем
окне как бы не забыть мне сказать? Опять в школе
подцепила?
– Ага.
– Черти что. - чтобы сделать приятное,
я "сержусь": - Каждый день что-нибудь
новенькое. - глазки наконец начинают светиться не
только от свечки: - Что радуешься? А ну иди сюда. -
ловлю сразу ослабевшего ребенка.
– Глупая, маленькая, замерзла ведь и
вправду, слушаешь всякую ерунду на уроках, в этой
школе, в этом городе. А потом еще и здесь... - лапы
согревая бегают по всему тельцу, но не сильно
низко; - И кошка сегодня столько под дверью
нявчала, - "согретая" девочка выныривает
затылком из под их захвата: - Хватит.
Уже не так грустно.
– А приходи к нам. - предлагает она: -
Сам услышишь. Я все не услышала. И учитель даже
говорит всякое.
"но мне и лагерных острот
хватает".
– Приходи, а?
– Не знаю, может быть на днях.
– Ну и не надо. - Она резко обижается.
Отходит от стола и показывает язык: -
Дурак.
Наклоняюсь с кресла чтобы схватить
опять - маленькая отскакивает:
– Дурак приставучий.
Гасить детскую вспышку лучше всего
необращанием внимания. Небрежно отклоняюсь
обратно.
Маленькой сразу становится нечего
делать.
Стоять на месте глупо, на кровати пол
дня нечего было делать - сейчас тем более...
– Я пошутила.
Следующий шаг навстречу должен быть
моим.
– Ты что, и вправду как от нас пришла
на окне сидела?
Маленькая подняла руки и схватилась
за край стола. Спряталась, выглянула.
– А что мне еще делать?
– Не знаю. Поспала бы, что ли, пока
меня нет.
– Не. Не хочется.
"Скажи лучше страшно одной в
комнате".
– Тогда пошли поедим?
Я не тороплю - у маленькой девочки
тоже плохое настроение. Прямо эпидемия какая-то
сегодня.
– Пошли, -
Она идет к двери, оборачивается на все
еще сидящего хозяина: - Ну пошли-ии.
Встаю и спускаюсь за уже застучавшими
по лестнице шажками.
Стол стоит уже накрытым.
Девочка подбежала, взобралась на
стул. Ожидающий хозяин гостиницы - (по
совместительству - шпион за мной, а с недавних пор
путем подкупа еще и за маленьким ребенком)
привстал со своего места напротив:
– Тебе что?
Маленькая быстро оглядывает.
– Вот это, это и еще вот столько рыбок,
- показали четыре пальчика.
"Надо будет приналечь с ней на
математику".
Под накладывающие постукивания ложки
прохожу, сажусь на свой стул и жду когда наш
шпион-прислуга обслужит и меня.
– Так. Тоже что и ей, только в полтора
раза больше.
Моя тарелка возвращается с явно
неодобрительным видом.
– Ты мало ешь последнее время... -
старческий контраргумент если я действительно
надумаю стучать Нисохорму.
Отмахиваюсь:
– Как всегда.
Принимаюсь за котлету и салат.
"А ничего, вкусно".
Показываю вилкой:
– Сам то чего? Ешь давай, а то подумаю,
что отравлено.
Со старческим кряхтеньем и ворчаньем
он приступает сперва к салату. Но без особого
энтузиазма.
– Что? Не нравится как сам приготовил?
Он прожевывает:
– Просто спешить некуда.
Это вам. - грязная вилка два раза
тыкнула воздух: - надо есть побольше, вы молодые.
Я наклоняюсь через стол:
– Что-то разучительствовался наш
старик. Тебе то хоть понравилось?
Маленькая кивает.
– А на тарелке тогда почему осталось?
Наелась уже? - кивок повторяется.
Она соскальзывает со стула:
– Я пойду наверх?
– Иди.
Чтобы доставить удовольствие
ближнему накладываю с миски себе еще орехов в
зелени. Ближний проводил взбежавшую наверх
девочку:
– Хороший у тебя ребенок.
Хорошие слова для укорачивания
стариковских жизней.
– Засмотрелся, засмотрелся уже.
Смотри, за тобой тут присматривают.
Он чуть не поперхнулся:
– Ну разве я в этом смысле.
– Тогда я понял. Извиняюсь.
– Ничего.
"Ничего, ничего, я чуть что и за уже
обещанное вознаграждение тебя твой собственный
раб и зарежет. Тут в таких делах не до шуток".
– Спасибо за ужин, - отодвигаю
тарелку, - "неплохой все-таки человек наш
комнатосдатчик": - Ну а теперь давай последние
новости. По Танаису и окрестностям.
– Новости?
– Да-да, давай выкладывай. Или опять
секреты за моей спиной?
– Какие секреты? О чем ты? - старый
потянулся налить никем невостребованное вино и я
жду несколько старческих глотков.
Кружка отставляется:
– Главная новость - то что сарматы
пытаются узнать куда угнали Атик с Фазодом.
– Не добили его в Тавриде, теперь ищут
ветер в поле? Ну-ну...
– Сарматы сейчас у царя на особом
положении. Мы как-никак тоже под ним ходим.
– Ну это пока что. Дальше.
– Старым караульным частям полиса
тоже не нравится наша связь со скифами.
– Наплевать. Это не новость. Дальше.
Что архонт?
– Нисохорм нервничает.
– В этом я сегодня убедился. Еще
что-нибудь?
– Нет. Это все. И если хочешь мой
совет, то постарайтесь на учениях не уходить
далеко в степь. Мало ли что...
– Ну ладно. - поднимаюсь из-за стола: -
Если пораньше меня разбудишь, то не уйдем. И утром
- стакан сока. Не забудь.
– Хорошо.
