Из-за серого (ранним утром - зеленого)
здания косо выглядывает столовая. Шумная за
обедом да по утрам, когда прямо за завтраком
вместе с капитанами планируется предстоящий
день.
Мимо подвальных окон которые хозяин
еще не успел подпереть изнутри черными снами
потушенных свечей. Вряд ли там кто есть - от
лагеря до столовой уже не встретилось ни одного
человека в форме.
Мимо левого шага свет вдруг
передернулся упавшей свечой и сразу из окна прям
под ноги выпал крик.
"Значит все таки кто-то есть... И не
дай бог мои..."
Навстречу следующим
опрокидывающимся звукам бросился вниз - вбивая
каждую четвертую ступеньку. "А-а черт. Так и
есть."
Два штурмовика отбиваются от трех
гражданских и одного легионера. Оба спинами ко
входу и у одного в руке тускло вспыхивает акинак
стараясь пробиться сквозь лихорадочное
сверкание легионерского меча.
Подскакиваю сзади, крутанул плечо, -
да с разворота снизу-вверх полосонувшее железо
заставило кишки сжаться в полоску. Лицо
повернулось и Атик увидел кого он дурак подрезал.
Застыл с ужасом ожидая что я буду
падать.
"А если бы не бронежилет..."
– Ну морда! - и отлетевшее лицо в
секунду омертвило пальцы. Хотя несильно вроде и
ударил: - Придурок!
И поскорей, пока не опомнился и не
кинулся, оборачиваюсь ко второму - "тоже наш, но
грек".
– Из-за чего началось? - край глаза
отмечает что скиф трясет головой и делает шаг
вперед не убирая оружия.
– Да вот он, - на легионера: - понес на
Атика. - торопясь затараторил солдат: - Спрашивал
много ли у его кобылы от него скифских кентаврят.
"Кентаврят значит... Черт". Скиф
делает еще один шаг. Отворачиваюсь и специально
подставляю спину идиоту Атику. Он конечно идиот,
но гордый - сзади не рубанет. "Так, теперь
этот..."
Судя по роже легионера выслушивать
его вариант ссоры излишне.
Его рука успела взмахнуться до
половины, а ее хозяин от удара в угол рта сложился
пополам.
Теперь скиф не кинется - это точно! А в
легионера уже вцепился товарищ и оттащил за
другой стол. Усадил и принялся удерживать
шопотом на ухо.
В перекошенной роже Атика злоба
удивленная, но ничуть не убывающая. Это плохо. Он
на секунду раньше всех повернул лицо ко входу...
С улицы послышался шум тормозящей
колесницы, свет дернуло, головы свечей обжигающе
попадали на грудь, выпрямились, и как минуту
назад я, по ступенькам вниз слетел кто-то в одежде
архонта.
– Боспорцы! - выдохнул: - режут
скифский лагерь.
– Что?! -
Человек обезображенный собственными
словами два раза выгнал из легких воздух, маска
растворилась и дикий Нисохорм стал выплевывать
слова:
– Боспорский посол уже на экстренном
заседании городского Совета. Он говорит что
скифы подрались в Тавриде с их союзниками -
сарматами. И теперь они прибыли наказать
варваров. Сейчас договариваются с Советом какую
часть добычи выплатить Тане. Совет не против.
Вместе с послом прибыл мой человек, он
все видел. Боспорцы прибыли на кораблях. Пехота
соединилась с сарматской конницей и ударила по
лагерю - договорил он уже шепотом.
Атик молча застыл, уставившись
архонту в губы.
– А ты чего стоишь? - подхожу, схватил
его за руку и подталкивая к выходу кричу чтоб до
него дошло:
– Поднимай наших. Да да-ва-й! - пихаю в
спину.
Вместе с Нисохормом быстрее следом -
на улицу.
– Кажется мы слишком все ускорили, -
архонт заглатывая холодный воздух задрожал от
волнения: - Боспорцам это повод нам показать кто в
степях хозяин, - подходим к колеснице и он вдруг
сомневается: - Мы не торопимся с войсками? Может
подождем?
Но до весны другого раза не будет.
– Нет Нисохорм, - ставлю ногу на
колесницу - "проклятый меч, никак не могу
привыкнуть": - Нет.
"Давай Нисохорм. Ты не любишь
принимать решения, но присоединяясь вторым,
поддержишь любую авантюру".
– Ладно. Тогда я к старым частям, где
мне доверяют.
– А мне оставь колесницу.
У меня натянутые отношения с
животными.
Он подавил вопросы - нет времени,
развернулся, как-то неуклюже дернул плащом и
махнув рукой быстро зашагал в другую часть
города.
"Теперь быстрее..."
– Разворачивай к главному входу, -
приказываю вскакивая на колесницу и нащупывая
выемку для ног.
Лошади отдавив правым колесом
тротуар, развернулись и недовольно храпя под
хлещущими приказами возницы сразу погнали
стараясь поскорее слить отдельные рывки в чистый
галоп.
– Быстрее! - ору вцепившись в поручень
и стараясь не соскальзывать ногами к мелькающему
краю.
Дома с криком на стенах бросились за
спину: быстрее, быстрее; изредка пересекаясь
черточками встречных улиц, - то пугая на узких
местах своим опасным приближением, а то через
несколько животных рывков вновь расплываясь в
стороны. И вдруг с размаху налетев на башню,
остановились.
– Открыть ворота.
Меня узнают и со скрипом впускают в
глаз подскакавшей лошади Атика воротный кусок
степи.
– Дядьку встретил. Он поднимет.
– Возвращайся, сам поторопи Фазода, а
я в степь.
Колесница вырвалась за городские
стены и понеслась в темноте ломая выскакивающий
навстречу кустарник. Пару раз вслепую виляя на
склонах чуть не переворачивались. Сперва наехали
на старый скифский лагерь. - Дурак! Давай в
новый!...
Когда облизанная ветром до локтя рука
перестала чувствоваться "это" стало видно.
"Лучше бы не становилось. Лучше бы
не видеть".
Сарматы на конях пляшут между
пылающих повозок и шатров. А две трети боспорской
пехоты встало кольцом вокруг лагеря, остальные
ловят и вяжут пленников.
Некоторые сарматы спешились и с
арканами гоняются за людьми и каждую секунду то
тут то там блеск мечей в кровь срезается об тех
кого лень вязать.
На шлеме опустил бронестекло. Возница
обернулся что-то сказать и отшатнулся увидев
вместо лица серебрянную поверхность.
Соскользнул взглядом за спину и исправляясь
нервно показал рукой. Фазод и Атик подводили
конницу.
Оба подскакали к колеснице.
– Фазод, ударь по пехоте, пусть выйдут
и отступи.
Его лошадь было рванулась.
– Отступи. Ты понял?
Там еще есть живые.
Кивнули почему-то оба и отъехали.
Фазод отрывисто выкрикивает. Пол
колесницы мелко тряхнуло. И отряд делясь на две
части понесся к неестественному в этой ночи
свету.
Вырвались из темноты.
Их заметили.
Меньшая группа - лучники проскакала
вдоль быстро трескающегося кольца боспорских
пехотинцев. Те засуетились, стараясь сбиться в
спасительные железные квадраты. А большая обошла
лагерь полукругом и выманивая сарматов
принялась отчаянно уходить обратно в темноту.
"Кажется удалось им показать что это только
скифская атака..."
Темная масса нашей конницы круто
развернулась и пошла на сарматскую в лоб.
Те на миг смешались, но затем сами
ринулись со своей варварской тактикой.
Вытянулись полумесяцем. Двести
метров. Сто. Семьдесят ...и - их центр идет дальше,
правда заметно притормаживая, а оба фланга (с
щелчком ночной линзы) уже дергаются агониями
раненых людей и коней, там где их встретил
арбалетный залп.
Смена оружия на шестеперы и мечи. Удар
ближнего боя. Удар всей тяжестью.
...И наконец увидел - первый скифский
всадник выбрался из покалеченной гущи и
помчался. Далеко обходя боспорские
прямоугольники - в мою сторону.
Атик подскакал когда из Таны
подходила первая сотня пехоты.
Подбегали капитаны.
– Людей подвести ближе к лагерю и
строиться. - бросились по своим частям.
Сидинис остается на месте:
– У моих ребят там, - он махнул рукой: -
много знакомых. Могут не пойти.
– Знакомых боспорцев или скифов?
– Не кричи, говорю как есть.
– Ты слышал? Атик!
– Я здесь...
– Возьми свою десятку и Сидиниса и
ударь по тем скотам у лагеря. И прошу тебя,
продержись три минуты (черт, какие минуты).
Вобщем, не умирай подольше.
Они вышли горсточкой вперед шеренг.
До противника - две сотни шагов. Двинулись.
Ближе, ближе.
Дотронулись до боевых порядков врага
и стали медленно вгрызаться внутрь.
– Что такое? - яростный Мидоний
выскочил из рядов и как сумасшедший стал орать на
трех копейщиков что пробовали запихнуть его
обратно в строй, вырвался и тыкая рукой то на
ушедших, то на оставшихся, забегал глазами: кто
отдал такой приказ. Увидел приказавшего и
бросился навстречу с перекошенным лицом.
Усилители под бронежилетом
приготовились. "Теперь даже дыхание - на больше
не щадящий слух режим."
РазДваТри:
– Вперед!
Последний слог был затоптан
двинувшимися войсками.
Одновременно - в ту же мить дрогнули
боспрорцы. "Что-то быстро".
Все разъяснилось когда из их передних
рядов навстречу нашим стали выпадать люди с
пробитыми затылками.
Скифская конница растерзав по степи
куски сарматов, начала прижимать пехоту на копья
фаланги.
Начавшийся двусторонний бой уже
через десять минут превращается в двустороннее
избиение. Показываю вознице в то место куда
углубился Атик:
– Давай туда.
Приказ наверное услышала вся степь.
Наши расступились и прыжком в
передние ряды колесница оставляется сзади.
Пистолет под бронежилетом - рука с ужасом
остановилась - "уже не достать". Вскользь
расширенных глаз ударила в плечо, отскочила и
впилась в локоть рядомстоящего стрела.
Выпрямляясь от толчка - "вот они!" - быстрее
меч и не геройствовать.
...Крики через шлем тупые, а лица
сквозь границу линзы - красно-черные.
Стиснул зубы. Справа из красной
неразберихи вылетело яркое пятно чужого лица.
Мелькнуло пятно поменьше - руки - только с
блестящим продолжением оружия.
Шаг быстрее удара... - и полоснул по
бледному силуэту плеча и яркая полоска не
успевшая прикрыться затмением щита вспыхнула
вертикальным восходом крови. Боспорец
наклонился и опрокинулся угасать в темноту.
Теперь в ритме опережать удары
сквозь, вопреки тесноте, рубя ее, пропуская и
делая шаг: - сечь!
Сечь, когда не надо разбивать щиты и
отбивать оружие врага, а рубить прямо по нему. И
он это знает вместе с тобой. Он пока еще живой. Но
все таки труп. Безсмертных не бывает... Или...
Вон впереди Атик. Жив.
Когда все закончилось, он ходил по
сожженному лагерю с таким лицом, что подходить
явно не стоило.
Мокро светало.
По степи, пугая просыпающиеся травы
бродили продрогшие сны.
Не обратив внимания на мою торчащую
над степью неподвижность, в нескольких шагах
какая-то птица перебежала тропу. Ныряя в
лабиринтах травы, она на секунду выглядывала,
ловко раздвигала стебельки и клювастой мышкой
бежала дальше - (я обогнал ее взглядом) - в сторону
свернувшегося на земле человека.
Человек шевельнулся. Птичка
дернулась и опять с короткими остановками
побежала к спящему. Скакнула на ветку и замерла...
Ее чудо - ненаучившийся за лето летать
птенец валялся раздавленный.
Птица прыгнула на голое плечо и
крикнула на всю степь. Спящий вскинулся, высоко
подбросив перепуганный серый комочек и сел,
ничего не понимая.
Подумав, встал. И не спеша пошел
искать своих, шаркая по траве, внимательно и с
каким-то интересом глядя себе под ноги.
Теперь можно побыть одному.
Никого нет. И наши и боспорцы кто
мертвецки уснув, кто уснув мертвецом, остались
там - за спиной.
"Хорошо бы тоже где-нибудь
упасть".
Мимо недостроенного загона для скота,
мокрых досок, по которым топчется, скользит,
забытая корова.
Подальше отсюда - в степь.
По скользким волнам заросших рытвин.
Правой ногой ступил как в островок - в
уже начавшую заростать рану прошлогоднего
костра. И вдруг едва успел - выгребная яма.
Чуть не соскользнув в эту вонь,
поднялся.
Вчерашний дождь наполнил ее до
половины. В воде лицом вниз плавал ребенок, а
вокруг - белые трупы глистов.
"Скорее".
Поднял стекло еле успев глотнуть
холодного воздуха.
Надо отойти, но нервы холодом по коже
косятся на яму.
Путаясь в траве побрел обратно.
Навстречу, откуда-то меня заметив Аер
и архонт Нисохом. Спешит. "А сам же должен быть
в Танаисе".
– Что в городе? - спрашиваю и
одновременно стараюсь раздавить только что
увиденное по самым своим глубинам. У архонта
через выжженное пятно на плече видна рука: - Так
что?
– Сейчас. - Нисохорм
выдохнул-вздохнул: - Только ты уехал, глава
городского Совета и посол были мной арестованы.
Посол покончил с собой. Второй, если надо
покончит тоже. Лишь одна воинская часть
выступила против, но и она сегодня рано утром
сдалась. Город наш. И я сразу сюда.
Как тут? Я видел пленных. Что думаешь
делать? - обрисовав и доложив картину, архонт не
отводит глаз. А Аеру рядом кажется вообще
неинтересно.
Но в воздухе чем-то пахнет...
Вырвал из этого запаха семь букв и
выдохнул до головокружения:
– Рас - черчу в воздухе: - пять.
– Как-как?
"Пойди посмотри сам "как", туда
где я сейчас был", - непроизвольно мотнул
головой в "ту" сторону, опустил глаза,
нашкреб сил, поднял:
– Рас-пять! - жест повторяется и лишь
тут замечаю что говорю по-русски. Но по Нисохорму
понял, что он понял.
– Зачем же так?
– А мне так хочется. - способность
думать и по-гречески вернулась, но чувствую что
надо дать поблажку:
– Из пленных я думаю человек пять
надо отправить на Боспор. А остальных...
Все...
Капитан. Выполняйте приказ.
Аер отошел на несколько шагов.
Заметил что-то в траве, нагнулся, и охнув только
тут давшим себя знать сломанным ребром,
выпрямился. В руке - короткая стрела - прибивать к
крестам вместо гвоздей.
"Забавно, если гвозди будут с
буквами".
Нисохорм повернулся на этот
приглушенный вскрик и убедившись что фигура
удаляется, обернулся обратно:
– Ну как?
– Что как?
– Ты применял свое...
– Оружие?
– Да.
– Нет!
– Совсем?
– И так управились.
– Ну может так и лучше. - архонт
задумчиво потер прожженное место: - Тем
неожиданнее для Боспора станет следущая встреча.
- он поморщился, отогнул ткань, глянул туда, еще
раз поморщился и перевел взгляд в степь:
– Теперь, когда я стал первым
человеком в городе, я могу официально передать
тебе отряд. О Боспоре поговорим потом.
Когда думаешь выступать?
"Как управимся". - зло подумало
уже принятое решение. А вслух: - В полдень.
В полдень потеплело и войска
построившись, зашагали прочь - к Танаису.
Всадники, пехота медленно уходили. Разглядывая в
белых клочьях позднего утра сорок пять диких
крестов с прибитыми к ним стрелами телами,
стоявших на месте бывшего скифского лагеря и
ровными промежутками постепенно терявшихся над
туманной степью.
Маленький вопросик - "Где ты был?"
увидев меня, мою обгоревшую одежду так и остался
невыговоренным.
Опомнившись, девочка ухватила меня за
руку и потащила в комнату. Забывая буквы,
заспешила скороговоркой:
– Тут так страшно было ночью. По
городу люди бегали. А тебя не было. - склонила
головку чуть набок и укоризненно смотрит.
– Больше не будут бегать.
Вон видишь, - я показываю в окно: - На
улице три солдата в синей форме?
"Да".
"Это они нас охраняют".
Отхожу и падаю на кровать. Чувствую
что любопытство ребенка не удовлетворено.
"А расскажи где ты был. Дрался?"
"Расскажу если поцелуешь".
"Нет". - головка коротко взмахнув,
гордо выпрямляется: - "Ты опять начнешь" - и
через секунду жалобно стонет: - "Ну
расскажи".
Делаю вид что не обращаю внимания и
специально медленно расстегиваю бронежилет.
"Ой, что это у тебя?" - ручка
тянется, но боится дотронутся к груди рядом с
плечом, куда ударило боспорское копье.
"Прикоснись!"
"Тебе будет больно".
"Разве от тебя может быть больно? От
моей маленькой мне всегда только приятно".
"Тебя хотели убить?"
"Не знаю. Наверно".
"И что ты ему сделал? Ну, говори".
"Ничего".
"Как?"
"Его убил кто-то другой. Отрубил
руку вместе с плечом. Какой-то Саат, что-ли. Из
нашего города".
"Похоже как ириного брата зовут... А
где вы дрались?" - ребенок упорно хочет
доделать то что не удалось боспорцу.
"В степи. Там. За городом". - ноги
уже засыпают. Затягиваю их к себе на кровать. Еще
несколько последних толчков, и я на подушке - на
середине кровати.
"Так поцелуешь?"
"Сейчас не хочу. Может когда спать
будешь".
"Врешь ты все".
"Нет!" - будь на пару веков позже и
она бы закрестилась.
"Ладно, забирайся". - она послушно
залазит на кровать, усаживается подогнув ножки
ко мне лицом. Вот захотелось чуть поудобнее -
колени на мгновенье разбрелись в сторону - и мне
все видно.
"Нет. Ложись головой сюда, на
грудь".
"Так ведь..."
Но я прижимаю ее к себе и волосики
ничуть не больно щекочут плечо и здоровенный
синяк. И маленькая послушно оставляет легкую
тяжесть на месте. И только тихонько что-то
бормочет моей руке уже задремавшей у нее во
впадинке живота.
