- ИГОРЬ ГОЛУБЕВ: "ОКАЗАЛОСЬ
ВОЗМОЖНЫМ ПЕРЕВЕСТИ И ТО, ЗА ЧТО НИКТО НЕ
БРАЛСЯ"
Недавно в популярной серии
"Библиотека поэзии", издаваемой
издательством "Русич", вышла новая книга:
"Омар Хайям. Рубаи". Это первое полное
издание рубайята великого персидского поэта на
русском языке. Книга уже несколько лет продается
в магазинах столицы, в том числе и у нас в
Зеленограде. Но немногие из купивших эту книгу в
зеленоградских книжных магазинах знают, что
автор перевода "всего" Хайяма живет, может
быть, в соседнем доме. Предлагаем вашему вниманию
интервью с Игорем Голубевым - поэтом и
переводчиком Омара Хайяма.
-
- - Игорь Андреевич, для
начала расскажите что-нибудь о себе.
- - О себе достаточно трудно
рассказывать, поскольку... Кто я? Может быть,
программист, поскольку тридцать три года работал
программистом, хотя сейчас этим не занимаюсь.
Может быть, хозяйственник. Сегодня я завлаб в
Московском институте электронной техники. Может
быть, поэт - принят в Союз писателей именно как
поэт, а может, поэт-переводчик, прежде всего
благодаря работе над переводом Омара Хайяма. Еще
тридцать лет назад мои друзья-товарищи по
литературному цеху были уверены, что я буду
принят в Союз писателей именно как
поэт-переводчик, но получилось иначе. Однако,
первая по-настоящему заметная книга - это именно
переводы Омара Хайяма.
-
- - Расскажите, пожалуйста,
о своей работе над переводом Хайяма. Вы учили
фарси, занимались в Ленинской библиотеке?
- - Работа над переводом Хайяма - это
что-то вроде моего рока. Когда-то, еще в юности,
мне встретились единичные четверостишия Хайяма
и его имя, и это меня очень сильно зацепило. Потом
один старый друг прочитал мне переписанные им
четверостишия Хайяма в переводе Румера.
Прекрасные переводы, мне все это очень
понравилось, и я неожиданным образом для себя
понял, что буду переводить Хайяма. Прошли годы. Об
этой мечте я говорил своим друзьям, и один из них
подарил мне оказавшийся у него двухтомник
подстрочников Хайяма, 1959 года издания. Я очень
упорно работал над этими подстрочниками. У меня
тогда была болезнь глаз, она очень активно
прогрессировала, и я подозревал, что вот-вот
ослепну. Я думал, что свои стихи можно писать и
вслепую, но переводить вслепую невозможно. И я
старался успеть. 293 четверостишия,
опубликованные в том подстрочнике, я сделал за 9
месяцев, естественно, с вариантами, старался, что
называется. Потом я показал их автору этих
подстрочников - Нури Османовичу Османову. Он,
может, из вежливости, может, честно, - сказал, что
они ему понравились, но я опоздал, так как уже два
года назад был заключен договор с неким
переводчиком, имя которого он не назвал. Но на
самом деле тогда, благодаря этому изданию 1959
года, возникло очень много различных переводов. В
частности - переводы Владимира Державина,
который тоже "опоздал", но у него были другие
возможности, он поехал в Ташкент и там в 1965 году
издал книгу своих переводов. А переводчиком, с
которым заключили договор Институт
востоковедения и издательство "Восточная
литература" оказался Герман Плисецкий. И над
книгой они работали еще 7 лет. Она вышла только в
1972 году.
-
- Очень интересно.
А как Вы пришли к своей полноценной работе над
рубайятом Хайяма?
- - Я стал шарить по библиотекам. В
Ленинской библиотеке, как выяснилось, собрано
практически все, что есть по Хайяму. Все
переиздания средневековых рукописей, содержащих
стихи Хайяма. Я постарался вычерпать этот
материал из Ленинской библиотеки полностью.
Потом, к этому времени, у меня уже был
великолепный двухтомный словарь, он не
переиздавался. Работая с ним, я убедился, что
переводить Хайяма более скромным, раньше
издававшимся словарем, невозможно. Только с
помощью этого или издававшихся у нас в России в
середине XIX века. Позже подвернулись курсы
изучения персидского языка, где я очень многому
научился. В итоге, с этого, наверно, момента после
того, как обзавелся двухтомным словарем, я
всерьез засел за Хайяма. Я получил возможность
сопоставлять разные средневековые рукописи и
постепенно-постепенно входить в систему
мышления Хайяма. Очень интересная вещь. Работая
по оригиналам, уже со знанием персидского языка,
я обнаружил, что начинаю понимать, что говорит
Хайям только после того, как перевел стихами уже
550 четверостиший. И когда я понял, что Хайям
говорит, то я оглянулся назад на свои переводы и
обнаружил, что чаще всего я упускал,
ограничивался внешним сюжетом, шелухой...
-
- - Вам пришлось
переделывать заново всю работу?
- - Пришлось вернуться. И все стихи
переводить заново. Поэтому, когда я анализирую
работу других переводчиков, я их абсолютно не
осуждаю. Никто попросту не дошел до этой
предельной черты, за которой наступает
понимание. Судите сами. Скажем, переводы Германа
Плисецкого. 450 четверостиший. Причем по
подстрочникам, сделанным Нури Османовичем
Османовым. Владимир Державин. Если не ошибаюсь, 489
четверостиший. Причем тоже по подстрочникам,
кем-то сделанным. С оригинала большой объем
переводил до меня только Некора - издание 1935 года
в альманахе "Восток", выпуск второй. Он
перевел так называемую "Бодлеанскую
рукопись", но там меньше 300 четверостиший.
-
- - А Вы перевели полный
свод рубайята?
- - Я обработал все, что есть, более
того, поскольку программист, я имел возможность
использовать компьютер, сделал программу, с
помощью которой внимательно сопоставил все эти
рукописи, разработал метод, позволивший
расставить генеалогию рукописей и увидеть все
чужеродные вкрапления. Это и позволило мне
выбрать основной корпус, который я считаю
принадлежащим Хайяму. Кстати, что касается этой
генеалогии, и средневековых рукописей, я
обнаружил жутковатую вещь. Хайям нисколько не
был популярен у персидской читающей публики.
Было только четыре семейства, которые из
поколения в поколение передавали стихи Хайяма и
заповедь разыскивать и обогащать эти рукописи.
-
- - Вы об этом пишете во
вступительной статье к книге.
- - Не так внимательно пишу, только
косвенно.
-
-
А как Вы считаете, какое место среди уже
известных переводов Хайяма занимают Ваши
переводы?
- - Мои переводы занимают место
по-своему академическое. Безусловно, вольные
переводы всегда звучат тем свежее и интереснее,
чем более они независимы от источника. В этом
смысле переводы Тхаржевского наиболее яркие,
запоминающиеся, и у них есть безусловные
поклонники, которые не согласны читать никакие
чужие переводы. Еще раз повторяю, это очень
вольные переводы. Достаточно вольными
оказываются и переводы Плисецкого, которые тоже
звучат исключительно живо и интересно. А я,
пожалуй, следую линии Осипа Румера, который
переводил очень честно, добросовестно, но он
выбрал то, что легче всего было перевести, где нет
каких-то кривотолков, сомнений, каких-то двояких
истолкований и т.д. Поэтому у него только 300
четверостиший. У меня - 1300. Я переводил все, что
счел принадлежащим Хайяму. А с позиций
возникшего понимания оказалось возможным
перевести и то, за что никто не брался. А не
брались потому, что не могли понять, что к чему в
этих четверостишиях.
-
- - То есть то, что сделали
Вы, было сделано впервые в нашей переводной
литературе?
- - Более того. Если говорить вообще
об объеме переводов Хайяма на другие языки, то
можно назвать только Свами Говинда Тиртха,
который в 1941 году выпустил книгу, содержащую его
перевод 1068 четверостиший на английский язык. Это
был самый большой корпус переводов Хайяма на
другой язык. У меня 1306, не считая еще вариантов и
переводов ответов на его стихи, их источников и
так далее.
-
- - И сколько лет у Вас
заняла эта работа?
- - 36 лет. Хотя были и перерывы.
-
- - То есть, более чем
полжизни?
- - Наверно...
-
- беседовал
Денис Карасёв
- 10.04.04
-
